Из жития преподобного Льва Оптинского
Рассказ монаха Тихоновой пустыни Калужской епархии С.
Я каждый день ходил к старцу, говорил о своих худых помыслах и о страстях; но вскоре эту бдительность о своей душе потерял. Сперва начал утаивать от старца самые маловажные, по моему мнению, помыслы, потом потерял веру к старцу и усердие жить в святой обители, начал думать о сельской жизни и о женитьбе. Наконец прихожу к старцу с лицемерною преданностию и прошусь на малое время побывать домой. Но не укрылось мое лицемерие от прозорливого старца. Он с осклабленным лицом и грозя пальцем, говорит: „Смотри, брат, ты не обманываешь ли меня?“ ― Я стал себя оправдывать: „Нет, батюшка, я только повидаюсь с братом и немедленно возвращусь“. ― Наконец, старец сказал: „Ступай, брат, с Богом; прибежишь сюда бегом, когда не хочешь теперь оставаться“. ― С радостию ушел я из Оптиной пустыни с таким намерением, что уже никогда не возвращусь. Так мне наскучило первоначальное нудничество о спасении своей души. Но случилось противное моей мысли, по предсказанию старца. Прихожу я домой в свое село, начал заниматься обыкновенными сельскими работами. В это время в нашем селе у одного крестьянина пропала лошадь. Он начал подозревать мужичка, замеченного уже прежде в конокрадстве, и не ошибался в своей догадке, но явных улик не было, ― лошадь была перепродана из рук в руки. Так с виноватым он и не мог ничего сделать. ― Однажды крестьянин этот ехал из другого села с праздника, порядочно подвыпивши; встретил нечаянно похитителя своей лошади на перелеске и в порыве гнева бросился на него, начал бить жестоко и убил несчастного. В эту ночь случилось мне караулить лошадей на поле. На другой день поселяне известили станового пристава, что нашего села крестьянин лежит на дороге, убитый неизвестно кем. Становой приехал. Начались допросы: кто где в это время был. На меня и показала одна женщина, что я в это время ночью пас лошадей в поле. Меня начали допрашивать. Я одни слова говорил, что знать не знаю. Но крестьяне наши просили станового запереть меня и морить голодом. Заперли меня в чулане и не давали ни пить, ни есть ничего трое суток. Как я в эти трое суток раскаивался, что не послушал доброго совета прозорливого старца, и от всего сердца молил Господа, чтобы за молитвы старца, мною обманутого, избавил меня от беды! Наконец, утомленного голодом, меня вывели на новые допросы. Мужики наши предлагали становому еще жесточайшую первой пытку ― раскалить сковороду и поставить меня на нее, и уверяли станового: „Повинится-де, ежели вы так сделаете“. Я не надеялся этой жестокости вытерпеть и решился было на себя клеветать ложно. Но за молитвы старца избавил меня Господь. Письмоводитель говорит приставу: „Вы за это будете отвечать, если так поступите, ― это совсем против государственных законов“. ― Меня оставили. Начали допрашивать других. Дошли до виноватого, который перепутался в словах и в скором времени признался в своем преступлении. Я, обрадовавшись своему избавлению, немедленно поспешил отправиться в Оптину пустынь. Как скоро увидал меня батюшка о. Леонид, то с любовною улыбкою благословил и сказал: „А, арясина, [Корень сего слова, по нашему мнению, есть «арь», которое, по словарю Даля, означает: след зверя по пороше. Следовательно, слово «арясина» соответствует слову «зверина» или «зверище».], пришел! Каково гостил? Сказывай нам“. ― Я все рассказал батюшке: и прежние умышления не жить в монастыре, и случившуюся дома за преступление напасть. С этих пор боялся я малейшего помысла утаить пред старцем».