![](/images/ephraim_k.jpg)
Старец Ефрем Катунакский.
Я вам расскажу об одном случае, который мне запомнился. О том, как человек утверждается в своем помысле, в своем мнении, так сказать, и не желает спросить кого-нибудь другого.
На Каруле жил один монах, вот, как-то он мне и говорит: – Отец Ефрем, я болен, приди меня причастить.
– Ладно. Приду и причащу тебя, в такой-то день после литургии.
У меня есть такая маленькая коробочка, как вот эта чашечка кофе, которая герметично закрывается. Я ее вешаю на грудь, как крест, и спускаюсь вниз, чтобы причастить того, кто имеет нужду в этом.
Когда священник разрезает частицы, – берет одну маленькую частицу (как чечевичное зернышко), кладет ее в святую лжицу и опускает в Честную Кровь. Так соединяются Тело и Кровь. Затем идешь и причащаешь брата, который тебя об этом просит.
Отслужил литургию. Когда я закончил потреблять, тогда вспомнил, что забыл взять частицы со святого дискоса, чтобы положить их в дароносицу, ну и обагрить их (т. е. пропитать Кровью Христовой). Забыл. Что поделаешь, я ведь тоже человек, забываю. «Брат, – говорю, – потерпи немного, я забыл». – «Хорошо».
Извещаю его опять, что в такой-то день буду служить, но уже внизу, на Каруле. «Отслужу и там же тебя причащу». Он мне говорит: «Все же возьми дароносицу с собой. Если увидишь меня в церкви, тогда я там и причащусь, а если меня нет, значит я не смог, и тогда придешь причастить меня в мою каливу». – «Буди благословенно».
– Отец Ефрем, – говорю я себе, – Ну-ка собери мозги хорошенько, потому что сейчас их явно тебе не хватает. – Ну вот, служу я, на антиминс кладу дароносицу–коробочку, чтобы иметь ее на виду, когда положу частицу. Заканчиваю. Потребляю Дары. Ну, бестолковый какой, опять забыл! Да что ж это такое, что это за напасть такая!
– Брат, прошу прощения, опять забыл. Буду служить у себя, наверху, специально приду на Карулю, чтобы причастить тебя. Возьму на себя этот труд – спуститься вниз опять, потому что вижу – совсем мозги я растерял.
– Хорошо.
На литургии кладу дароносицу на антиминс, чтобы ее видеть. Смотрю на дароносицу, потребляю, и – ничего! Помяни мя, Господи, да что же такое со мной! Да что же такое случилось со мной! Что тут скажешь? Ну, раз так, тогда я беру ту дарохранительницу, где мы храним засушенные частицы. В Великий Четверток мы засушиваем частицы, как сухарики. Достаю, значит, ее, расстилаю антиминс, открываю коробочку. Подвожу лжицу снизу, чтобы достать одну частицу, и поддеваю. Не поднимается Святой Хлеб! Надавливаю. Не поднимается! Что такое происходит? Вдруг подскакивает Святой Хлеб (хорошо, что упал на антиминс) – еще немного, и упал бы вниз. Испугался! Может, думаю, частицы приклеились к муссе (муссой называется морская губка, которую утрамбовали, и она стала круглой, как камень, и на нее сверху кладем частицы, потому как, куда бы ты ни положил частицы, губка впитывает влажность) [Так делается в Греческой Церкви (Константинопольской и Элладской). В Русской губка не используется]. Посмотрел на частицы – все в порядке, они свободны. А! Значит, брат имеет препятствие! Вот поэтому я, как служащий, все время забываю его просьбу. Потому что у него есть какое-то препятствие. Ладно, беру дароносицу и спускаюсь вниз. Причастил его, а потом говорю:
– Отче, хочу сказать тебе один помысел, как твой брат и в большей степени – как священник.
– Что ты хочешь мне сказать?
– Поисповедайся.
– Три раза исповедался, – отрезал тот.
– Послушай, брат мой, может, что-то забыл.
– Нет, – говорит, – ничего у меня нет. Три раза исповедался.
Ах так! Тут я уже не выдержал. Его поведение, его слова меня возмутили. Так разговаривать! Я стараюсь ради пользы твоей душевной... Человек же ты, мог что-то и забыть, как тот монах, что жил наверху, куда потом пришел старец Паисий. Он был из деревенских, и когда пришел час смерти, он никак не мог испустить дух, только все время видел диавола. Тот, кто обслуживал монаха, говорит:
– Видишь демона?
– Да, это демон.
– А-а, отец, – говорит, – это у тебя неисповеданный грех. Спроси демона, что за грех у тебя.
Умирающий спросил.
– Не испустишь духа, – ответил демон.
– Почему не испущу духа, проклятый демон?
– Потому, что у тебя грех неисповеданный.
– Какой грех?
Демон не может ему ответить:
– Ой, Мария, – потом говорит, – меня вынуждает. (С Пресвятой у него вражда, демоны Ее Марией называют.)
В конце концов, диавол ему напомнил, что тот монах был когда-то женатым, и те дети, которые рождались, умирали. И когда был последний ребенок, он пошел к одному магу, и тот ему наколдовал. Вот это и было не исповедано монахом. Монах поисповедался, затем упал – и испустил дух.
– И ты, отец, тоже человек, тоже что-то забыл. Он «три раза исповедался»! Я с ним по-хорошему говорю, а он мне... «Отец, – говорю, – то-то и то-то происходит».
– Знаешь, что мне говорит помысел? – спрашивает он.
– Что?
– Ты берешь кусочек хлеба, смачиваешь немного вином и приходишь меня причащать.
– Помяни мя, Господи! Такое делать, отец, да зачем мне это? Ну ладно, тебя я могу не уважать, могу не любить, но, хотя бы ради труда, который совершаю, спускаюсь к тебе из дому, чтобы причастить тебя хлебом? – говорю ему. – Где же тогда совесть?
Вот что значит – довериться своему помыслу. И каков результат: он стал недостоин причаститься!
Поэтому пусть никто не доверяется своему помыслу. Послушание – это когда на место своих мозгов ставлю мозги своего старца. Вот это послушание.
Что есть послушание? Выбросить свой собственный помысел и слушать, что тебе скажет твой старец.