Татьяна Сергеевна Смирнова. "Воспоминания о Промысле Божием, милующем нас, не понимающих Его любви".
Батюшке часто задавали вопрос на животрепещущую для монахов тему – об Иисусовой сердечно-умственной молитве. Отец Иоанн, как опытно прошедший эту школу, где сама жизнь уже ответила ему на этот вопрос, видимо преображался. Привожу один из таких разговоров. «Для такой молитвы, дорогие мои, необходимы три важных условия: нужно стяжать тишину в голове, тишину в сердце и тишину вокруг себя. Если хоть одно из этих условий нарушается, то умно-сердечная молитва невозможна. Тишина в голове – это совершенное отсутствие помыслов; мир и покой – в сердце, который приходит только с очищением его от страстей; и полное, полное безмолвие вокруг нас».
Весь этот разговор отец Иоанн сопровождал жестами, одной рукой он коснулся своего лба, обеими руками – сердца, и, широко разведя руки, обвел окружающее пространство. «Ничего этого у нас нет, а значит, нам, други мои, доступна пока только словесная молитва, вот о ней и не забывайте. Молитесь, как можете, как умеете, главное же, чтобы молитва исходила из сердца и была искренняя. И для умно-сердечной молитвы, деточки, надо еще на кресте повисеть, да не день и не месяц, но сколько даст Бог. Старец Серафим (Романцов) был распят всю жизнь. Он получил умно-сердечную молитву, в шестнадцать лет, вкусил сладость духовной жизни, проникся ею, потеряв вкус ко всему земному. Это был Божий дар, предваряющий многотрудный жизненный путь. Но дар отошел. И от юности до глубокой старости жил отец Серафим памятью о прочувствованном. А вернулась умно-сердечная молитва к нему за неделю до смерти как награда за верность Богу в страданиях всей прожитой жизни. Страдания же были немалые: заключение в концлагере, двенадцать лет пустынничества на Кавказе. Молитва сердечная явилась в такой силе и полноте, что старец, испытав в ней касание иного мира, сказал, что жить на земле больше не может. Мы же пока и малейшей обиды потерпеть не можем, так что до умно-сердечной молитвы нам еще очень и очень далеко».