Протоиерей Константин Ровинский. "Беседы старого священника".
К великому таинству причащения мы должны относиться не формально, а с величайшим благоговением. Приступать к нему должны, очистив себя искренним покаянием, с сокруше́нным сердцем, с глубочайшей верой и любовью, чтобы причащение Св. Тайн не было нам в осуждение и вместо пользы для души и тела, не принесло бы нам вреда, на что неоднократно указывает ап. Павел.
Сообщу о следующем факте нарушения этого требования, который произвел на меня, помню, глубокое впечатление.
В нашу больницу как-то привезли красивого, здорового на вид человека лет сорока с небольшим, причём на другой день была ему назначена операция. Больному должны были вырезать большого размера камень, образовавшийся в почках.
За мной прислали в тот же день вечером, так как больной выразил желание причаститься Св. Тайн.
Страдания его были велики. Во время исповеди, в числе грехов, обременяющих его совесть, он мне сообщил, что с 25-ти летнего возраста состоит церковным старостой одного довольно известного в Москве храма и более 15-ти лет ежедневно щедрой рукой брал и присваивал себе деньги из собираемых на храм во время богослужения и выручаемых от продажи свечей сумм. Эти деньги он пускал в оборот, так как занимался торговлей и разными операциями.
Я пояснил больному, что, если он искренне кается в своём грехе, то Господь ему, по Своему милосердию, простит, но что для полноты раскаяния и для удовлетворения правде Божией, он должен дать пред Крестом и Евангелием обещание, что хотя бы постепенно, как только может, но эти деньги он возвратит церкви.
Ожидал я прорыва - искреннего, горячего - сделать все возможное, чтобы, помимо сожаления и раскаяния в сделанном преступлении, вернуть церкви на её нужды сделанный верующими дар Богу. Ведь перед больным разверзлась могила. Но вместо ожидаемого порыва я услышал равнодушное : "Постараюсь".
Меня это не только огорчило, но и потрясло. С тяжёлым чувством я отошёл от больного и понёс дароносицу в храм.
У меня было такое обыкновение: причастив больного, которому предстояла операция и положив на престол дароносицу, я припадал, стоя на коленях, к нему и горячо молился за больного или больную, чтобы Господь простил им грехи и помог перенести операцию.
Так я поступил и на этот раз, но молитва моя прерывалась неотступною мыслью :
"Напрасно ты это делаешь: больной операцию не перенесёт, так как раскаяние его не полно и неискренне, сделанный им грех ему не прощен ". Что я ни делал, не мог отделаться от этой мысли, я чувствовал, что больной операцию не перенесёт и умрёт.
Домой я возвратился в очень подавленном настроении. Надо заметить, что старший врач был не только опытным и искусным хирургом, но был очень счастливым: все почти операции, даже самые тяжёлые, ему удавались. Жена заметила моё настроение и спросила меня о причине его. Я ответил: "У меня предчувствие, что один больной, которого я сегодня причащал, не перенесёт операции, а у него большая семья, - это предчувствие меня давит".
Жена засмеялась и сказала:,, Ну какие могут быть предчувствия в этом деле? Да и доктор такой искусный и счастливый".
Утром я встал с положительной уверенностью, что больной операции не перенесёт. Это была какая-то непонятная навязчивая идея.
За полчаса до операции я встретил врача, который должен был её делать, и спросил его, серьёзная ли операция предстоит больному, у которого камень в почках.
"Камень большой, и операция из опасных, хотя больной физически крепкий", - было мне мне сказано.
Это меня ещё больше укрепило в мысли, что он не вынесет операции. Больной, действительно, вскоре после окончания операции умер.
Дерзаю думать, что если бы он почувствовал искреннее раскаяние и проникся сознанием, что обязан возвратить в храм принесенный Богу дар и вместо равнодушного (теплохладного) слова "постараюсь", как будто бы он этим хотел сделать мне одолжение, воскликнул: "Да, конечно, сделаю все возможное, чтобы скорее вернуть взятые мною из доходов храма деньги, а вы, батюшка, помолитесь, чтобы Господь даровал мне жизнь", - Бог сохранил бы ему жизнь.