"Великая стража". Келейные записки иеромонаха Иеронима.
Однажды он [инок Паисий] пришел ко мне для исповеди и говорит: «Отче святый! Я имею большое желание сделаться мучеником, благослови пойти мне в Солунь или в Смирну замучиться за Христа, ужасно мне этого хочется, сердце мое горит день и ночь, все влечет меня положить жизнь мою за Христа». Услышав это от него, я с удивлением спросил у него: «Откуда такая странная мысль пришла к тебе? Для чего это требуется?» «Для того, - отвечал он, - что, во-первых, этим средством я могу скорее спастись, а во-вторых, буду в вечности в чине мучеников, которые в Царствии Божием более всех прославляются. Вот почему мне хочется быть мучеником». На это я говорил ему из Писания много, убеждал, что всякий христианин, тем более монах, должен быть готов в случае нужды пожертвовать жизнию своею для Бога, и в этом состоит самоотвержение христианское. Но самовольно вдаваться в искушения нам запрещено, а, напротив, заповедано нам молиться, чтобы мы не введены были в искушение. «А ты, - продолжал я, - без нужды дерзаешь на такое страшное дело. Желание твое правильное, но приводить его в исполнение на деле не богоугодно и для спасения твоего очень опасно по причине немощи нашей природы. Вспомни пример апостола Петра, да и кроме того, многие были несчастные примеры дерзнувших без призвания свыше на таковое великое дело и не выдержавших мук и отпавших от Христа. Это легко может случиться и с тобою». Но он мало убеждался моими увещаниями. После нашего разговора с ним еще более года мысль о мученичестве беспокоила его, и он сам не понимал, что влекла его к мученичеству не любовь Божия, а любовь к самому себе, чтобы прославиться и превзойти других. А это родилось у него от непонимания сущности самоотвержения. Но, когда я пригласил его, чтобы он собственным опытом в малых и даже в ничтожных делах удостоверился в трудности самоотвержения, или отсечения воли, тогда он вполне убедился, что отсечение воли своей есть истинное мучение.
Это было таким образом. Видя, что он не убеждается моими увещаниями и все еще стремится идти на мучение, я сказал ему: «Если ты не веришь, что послушание есть истинное мученичество, как свидетельствуют богоносные отцы, то испытай сам на деле и убедишься в истине. Если ты истинно желаешь сделаться мучеником и попасть в их чин, то я помогу тебе в этом деле и покажу легкие и удобные средства для этого. Если ты не будешь уклоняться от несения крестов, то есть скорбей внутренних и внешних, то ты сделаешься даже великомучеником. Вот, например, тебе даны четыре креста послушания внешнего: 1) ходить в церковь на всякую службу к началу и выстаивать до конца; 2)пономарить в малой нашей церкви; 3) заниматься писанием; 4) в неделю раз являться в обитель. Если ты все это исполняешь по совести, старательно, без лености и ропота, то ты несешь эти кресты. К наружным крестам принадлежат явные насмешки от других, укоризны, брань, оклеветание. Если ты в таких случаях не воздаешь злом за зло, то ты несешь эти кресты. А внутренние кресты, или тайные, составляются из мыслей и желаний - например, если ты услаждаешься злыми мыслями, гневными, или блудными, или гордыми и тщеславными, то ты не несешь тайного твоего креста или тяжести, а, уклоняясь в услаждение таковыми мыслями, не имеешь терпения и мужества, чтобы бороться с ними. Борьба со злыми мыслями есть своего рода мученичество. Вот ты желаешь замучиться за Христа, чтоб турки за веру отрубили тебе голову, а того не знаешь, что можно и малыми делами сделать себя мучеником, потому что и малые дела, совершаемые нами ради Бога, делаются великими. Если я дам тебе и самые малые заповеди, и даже ничтожные, но ты по высокоумию не выдержишь испытания, то и они покажутся тебе страшно тяжелыми и даже невозможными, и ты откажешься от них».
На это Паисий возразил: «Я на все готов, только, быть может, я себя не так понимаю, но я желаю исполнить все, что вы мне прикажете, лишь бы только мне сравняться с мучениками. Попытайте, укажите и наставьте меня, как угодно». «Хорошо, - говорю ему, - начнем при Божией помощи всходить на степень мученическую снизу наверх, как бы по лестнице, а не сверху, как ты хотел. Теперь слушай да внимай, а после и делом исполняй. Мученики постились, а ты по четыре раза в день ешь. Так с этого времени хоть два раза в день ешь. Мученики вовсе чая и не знали, а ты пьешь его раза два в день, да еще по шесть и по семь чашек, а довольно будет для тебя пить чай один раз в день и по три чашки. Мученики мало спали, а ты по восемь часов спишь в сутки. Будь доволен шестью часами. Мученики бдения совершали усердно, а ты всегда дремлешь в церкви на службах. Понуждай себя, чтобы не дремать в церкви. Мученики терпели страшные мучения, а ты ради венца мученического хоть бы от блох и клопов терпи, не малодушествуя, и если они когда будут кусать тебя, то ты терпи ради Бога, не чешись».
Паисий при этих словах, горько улыбнувшись, сказал: «Вы, батюшка, смеетесь надо мною, как над глупеньким мальчиком. Разве я не знаю, можно ли такими ничтожными делами приобресть степень мученическую?» «Ну посмотрим, - сказал я ему, - исполнишь ли ты еще эти ничтожные-то мелочи. Но ты не забывай вначале мною сказанного, что общее главное средство к мученичеству есть не уклоняться от скорбей, но терпеть их благодушно. Ты хвалишься верою к Божией Матери, если эта вера у тебя правильная, то ты можешь у Нее испросить дар мученического подвига и приобрести венец мученический. Ибо это более зависит от веры, и вера много поможет. Но смотри, если когда дается тебе какая-либо мучительная страсть или болезнь, тогда терпи, не малодушествуй. Ибо я знаю, что некоторые и выпросили себе крест, а после стали роптать. Так смотри, чтобы и с тобой подобного не случилось. А чрез эти ничтожные мои заповеди ты увидишь свою немощь и забудешь о мученичестве». «Если уж в самом деле я не возмогу этого исполнить, - сказал Паисий, - то после этого куда ж я гожусь. Нет, я уверен, что и более этого буду делать, только помогайте мне вашими молитвами и благословите с этого времени начать». И, поклонившись до земли, принял благословение и удалился.
С этого времени Паисий действительно начал так делать, как было ему сказано. Так продолжалось более года, потом он начал ослабевать, иногда побеждался лишним сном, или питием чая более определенного, или ел более, иногда жаловался на дремоту в церкви. Дана была ему заповедь молчать за трапезою, а так как он любил говорить, потому более месяца не мог выдержать заповеди. Однажды он пришел ко мне и говорит: «Батюшка, прочие твои заповеди хотя и несовершенно, но исполняю, а одну твою заповедь, которую я считал вовсе за ничтожную, эту-то самую я нисколько не могу исполнить. Что хотите, смущаюсь, мучаюсь и ничего не могу сделать, прошу вас, увольте меня от нее». - «Какая же это заповедь столь тяжелая, что ты нисколько не можешь ее исполнить?» Он отвечал: «Вы дали мне заповедь, чтобы от кусания блох не чесаться, а ради Бога терпеть, но что я ни делал, как ни терпел, как ни мужался, не мог вытерпеть и вовсе не могу. Ведь так бывает, что как будто бес научил ее, окаянную, что долгое время на одном месте кусает и, как иглой, жалит. Терплю, терплю, да и почешу то место, после смущаюсь, совесть укоряет, что преступил заповедь. А иногда до того рассержусь на этих мучителей, что начну бранить их». Я, рассмеявшись, заметил ему, что мученики еще более терпели. «Да не от блох», - возразил Паисий. «Мне кажется, что от блох никто не вытерпит, - прибавил он, - это такие окаянные мучители, уж хоть кого доймут. Правда ваша, что опыт - верный учитель, я прежде этого не знал, потому и смеялся вашим заповедям, об исполнении которых вы часто напоминаете мне и спрашиваете меня». «Да, - сказал я ему, - я и теперь о том же спрошу тебя. А прочие заповеди почему же ты в точности не исполняешь?» «Да оттого, - отвечал он, - что я на опыте не знал еще сказанного в Евангелии: Без Мене не можете творити ничесоже (Ин. 15, 5). Но вот и малый опыт мой показал мне, что без особой силы Божией я ничего не могу сделать доброго и мое желание мученичества не что другое было, как одно искушение или ревность не по разуму. Куда уж мне до мучеников, хоть бы в последний чин преподобных попасть, теперь о мученичестве я перестал и думать. Вижу себя немощным во всех заповедях Божиих и старческих, и меня поддерживает только одна надежда на Божию Матерь и на ваши старческие молитвы». «Этого-то и надобно было, - заключил я, - слава Богу, что Он вразумил тебя».
https://azbyka.ru/otechnik/Zhitija_svjatykh/velikaja-strazha/2_2