Иеросхимонах Сергий Веснин. "Письма святогорца".
В прелесть впадают самочинные.
Вот что пишет г. Д.:
3) «Никто не смеет ни из любви, ни по состраданию нарушать уединения (афонских) отшельников, которые, как должно полагать, оканчивают иногда сумасшествием свое продолжительное покаяние» (с. 162).
Истинно просвещенный, добрый человек, кажется, не только скажет, но побоится и думать о подобной несправедливости в отношении к кающимся, а не то чтобы печатать о ней. Бывали ли примеры в нашей церковной истории, в наших отеческих книгах, в наших глазах, чтобы отшельники глубоких пустынь, среди подвигов созерцательной жизни достигая ангельской чистоты и непорочности, ставши выше своей собственной бренной природы, считая все страхования демона и ужасы пустыни за ребяческую игрушку, могли там, в пустыне, окончить дни свои сумасшествием?
Ужели Бог так строг и несправедлив, что истинное покаяние кого бы то ни было из нас, труды и подвиги самоотвержения, из любви к Нему, из детской доверчивости к Его Евангелию, увенчает сумасбродством и помешательством?(*) Если кто из вас может признать заблуждение г. Д. за истину, известите меня, и мы возьмемся за нее исторически и посмотрим на мнение г. Д. со всех сторон.
Справедливо сказал святой Антоний: «Приходит время, когда люди будут безумствовать, и если увидят кого не безумствующим, восстанут на него и будут говорить: "Ты безумствуешь", - потому что он не подобен им».
Как эти слова великого светильника вселенной верны, если применить их к людям настоящего просвещенного века и к инокам! Первые действительно большую часть последних считают невежами, потому что эти не знают ни политики, ни прочих требований рассеянного, или, как говорят, большого света.
Перечитывая «Записки» г. Д., я, поверьте, не могу надивиться настроенности его духа: ему только и грезится сумасшествие! Отдыхая в полусвете луны на Карее, он услышал, что кто-то бродил и кричал по улицам, и тотчас, не зная и не видя человека, заключил, что это сумасшедший монах (с. 224). Но он, верно, вовсе забыл, что Карея — место сборное; на ней более рабочего народу, может быть, чем монахов; ужели кто ни закричал бы — все афонский монах?
Это уж крайняя степень предубеждения против иноческого сословия. Впрочем, подобные нарекания на это сословие и неизбежны, да сбудется евангельское пророчество: ненавидимы будете всеми
О других нареканиях г. Д. на афонских монахов не стоит и говорить или писать к вам, друзья мои. Если угодно - перечитайте его «Путевые Записки», и вы убедитесь собственным чувством, что они с тою целью и изданы в свет, чтоб блеснуть остротами против смиренного подвижничества и выказать, какого настроения дух его, то есть г. Д. Но полно об этом.
У нас, слава Богу, тихо и мирно. Жара едва выносима, небо ясно, и не возмутимо спокойствие природы ни ветрами, ни грозою, которые так часто и сильно тревожат летом наш православный Север. Прощайте.
(*) Один из близких г. Д. замечал мне, что действительно есть некоторые из отшельников, впадающее в прелесть, которая одно и то же сумасшествие. Правда, что есть такого рода отшельники. Но чтоб кающийся впал в прелесть или в сумасшествие, на это не бывало и нет примеров.
В прелесть впадают только те, которые, не испытавши тяжких падений, по видимому идут путем строгого самоотвержения, и притом без старческого руководства. Не чувствуя в себе слишком преступных движений страстей и не видя в минувшей жизни греховных преткновений и самого падения, они забываются и думают о себе, что они или много, или что-нибудь да значат пред Богом по своим строгим подвигам. Естественным следствием подобного самообольщения бывает бесовская прелесть. Но истинно кающийся, чувствительно павший иногда, может ли подумать о себе что-нибудь в подобном духе?
Если он, подобно всем действительным подвижникам, сознаёт себя хуже всех, может ли впасть в прелесть или в сумасшествие? Никогда!.. Потому что ему нечем похвалиться в своем помысле, кроме собственных падений и ничтожества, а это-то самое и отклоняет от него гибельные последствия и нашей невнимательности к себе, и демонских приражений.